Неточные совпадения
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх, в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!» В комнате попались всё
старые приятели, попадающиеся всякому в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно
кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Старушка знавала когда-то мать этого господина и, во имя
старой приязни, помогла ему; он благополучно уехал в Питер, а затем, разумеется, началась довольно обыкновенная в подобных случаях игра в
кошку и мышку.
Это была злобная и курносая чухонка и, кажется, ненавидевшая свою хозяйку, Татьяну Павловну, а та, напротив, расстаться с ней не могла по какому-то пристрастию, вроде как у
старых дев к
старым мокроносым моськам или вечно спящим
кошкам.
Главный кассир начал ходить по комнате. Впрочем, он более крался, чем ходил, и таки вообще смахивал на
кошку. На плечах его болтался
старый черный фрак, с очень узкими фалдами; одну руку он держал на груди, а другой беспрестанно брался за свой высокий и тесный галстух из конского волоса и с напряжением вертел головой. Сапоги он носил козловые, без скрипу, и выступал очень мягко.
Иногда, в жаркий полдень, я разыскивал эту
кошку, брал ее с собой на задний двор, где у нас лежали кузова
старых саней, и, улегшись в одном из этих кузовов, принимался ласкать ее.
Егор Николаевич ужасно быстро
старел; Софи рыхлела; Ольга Сергеевна ни в чем не изменилась. Только к
кошкам прибавила еще левретку.
— Это уж завсегда коты изволят на
старую квартиру сбегать, — сказал Володин, — потому как
кошки к месту привыкают, а не к хозяину.
Кошку надо закружить, как переносить на новую квартиру, и дороги ей не показывать, а то непременно убежит.
За спиной он нес чрез одно плечо кобылку и мешок с курочкой и копчиком для приманки ястреба; чрез другое плечо он нес на ремне дикую убитую
кошку; на спине за поясом заткнуты были мешочек с пулями, порохом и хлебом, конский хвост, чтоб отмахиваться от комаров, большой кинжал с прорванными ножнами, испачканными
старою кровью, и два убитые фазана.
Прохор. Креслу, подарок мой сестре. Солнце ничего не стоит. Погоди-ка! Ты что это? Шутки шутить? Ты не забывайся, однако! Солнцу! Избаловала тебя сестра, как
старая девка —
кошку. Ступай к чертям! (Разглядывает бумаги на столе, чихает. Поет на «шестый глас».)
Там жил постоянно, и лето и зиму,
старый пчеляк в землянке, также большой мой приятель, у которого был кот Тимошка и
кошка Машка, названные так в честь моего отца и матери.
Старая петля! всегда на пути моем, всегда черной
кошкой норовит перебежать человеку дорогу, всегда-то поперек да в пику человеку; человеку то в пику да поперек…»
Вот как производилось это добыванье в
старые годы и, вероятно, так же производится теперь: в июне месяце, когда лисята раннего помета вырастут с обыкновенную
кошку, отправляются охотники для отыскания лисьих нор, разумеется по местам более или менее им известным, удобным для укрывания лисы с лисятами.
На лестнице у меня воняет жареным гусем, у лакея сонная рожа, в кухне грязь и смрад, а под кроватью и за шкафами пыль, паутина,
старые сапоги, покрытые зеленой плесенью, и бумаги, от которых пахнет
кошкой.
И, не дожидаясь моего ответа, Бэлла, ловкая и быстрая, как
кошка, стала спускаться по крутой лестнице. Через минуту мы уже прильнули к окну кунацкой… Там было много народу, все седые большею частью, важные лезгины. Был тут и
старый бек — наиб аула, встретивший нас по приезде. Между всеми этими
старыми, убеленными мудрыми сединами людьми, ярко выделялся стройный и тоненький, совсем юный, почти ребенок, джигит.
— Ну да уж что будет, то будет, а к слову пришлось рассказать.
Старая Ланцюжиха испортила Ничипорову дочку так, что хоть брось. Теперь бедная Докийка то мяучит
кошкой и царапается на стену, то лает собакой и кажет зубы, то стрекочет сорокой и прыгает на одной ножке…
Откуда он несся и куда стремился, попав по пути под „крокодила“, я тогда не знал, но вид его, в боренье с новым страхом, был еще жалостнее и еще смешнее. При всем большом жидовском чинопочитании, он в ужасе лез под
старую, изношенную енотовую шубу Друкарта, которую тот сам называл „шубою из енотовых пяток“, и, вертя ее за подол, точно играл в
кошку и мышку.
А в том дому, братцы, еще с турецкой кампании, домовик поселился, на чердаке себе место умял, стружек сосновых понатаскал — прямо перина. В новые хоромы не переехал, —
старый деревянный дом куда способнее, что ж камень своими боками обсушивать… Да и домовые, они вроде
кошек — к своему стародавнему месту до того привычны, что и с кожей не оторвешь.
В этой толпе опять тоже было много собак и
кошек, а сзади всех, верхом на
старом верблюде, сидела баба Бубаста, перед нею на седле был взвязан еще живой черный баран с вызолоченными рогами, среди которых сверкал привязанный жертвенный нож.